Бабочки

Их офис находился в старом здании, бывшем когда-то вполне уютной и не самой маленькой виллой постройки времен конца позапрошлого века. Это было трех этажное строение, подвал которого находился на уровне земли...

1

 То есть первый этаж, как и в английской терминологии, находился на втором этаже, в то время, как подвал назывался подвалом лишь по традиции, не смотря на то, что на самом деле находился на уровне земли и был, по идее, этажом первым*. Наружная парадная лестница приводила посетителя в центральный холл первого этажа, по обеим сторонам которого находилось по три комнаты, выполнявших роль офисных кабинетов. Первый и второй этажи были полностью сданы под офисы, в то время, как на третьем жили непосредственные владельцы виллы. Впрочем, кто жил на третьем этаже было не совсем понятно, да и не особо важно, ибо вход туда жильцами осуществлялся по другой лестнице, находившейся с обратной стороны виллы – со двора. С собственными местами для парковки и таким же собственным входом на огороженную территорию. Хотя, парадная сторона здания, вместе с прилегающей «лицевой» территорией, не была отгорожена от задней, по сложившемуся обычаю, на другую сторону двора никто из работников не ходил. Впрочем, это, как и то, кто жил на третьем этаже виллы - мало волновало работников офиса, так как единственной их головной болью была, как ни странно – их работа, а кто и где живет и тем более, как туда попадает – было последним, что их волновало в этом месте.

Вот, что их волновало – так это расположение уборных. А их было две. На первом этаже находилась небольшая комнатка, скорее предназначавшаяся для обслуживающего персонала, и представляла собой небольшую каморку полтора на полтора метра, в которой из «удобств» были лишь умывальник, унитаз и пара шкафчиков для бытовой химии. С другой стороны – что еще надо? На втором этаже ванная комната (а именно так ее и стоит называть) была размером с вполне приличный зал, в котором помимо красивой и далеко не маленькой ванны находились унитаз, биде, небольшой столик со стульями, сделанными специально для того, чтобы не бояться влаги и много-много свободного места. Действительно – попадая в это помещение, начинаешь понимать, почему люди определенного уровня благосостояния во все времена стремились иметь жилища настолько большие, насколько им позволял их достаток. Потому, что ощущения, вызываемые огромным персональным пространством, производят ошеломляющий эффект.

Так сложилось, что основная женская часть работников была распределена на втором этаже. Было это связано каким-либо образом с различиями в уборных никто не знает, но факт, что вся женская составляющая офиса посещала исключительно ванную комнату второго этажа (настойчиво игнорируя «спартанский отходник» первого), было сложно отрицать. И, как следствие, ванная комната второго этажа была «занята» почти 90% рабочего времени, вынуждая тем самым мужскую часть работников второго этажа пользоваться уборной первого.

2

Подходил к концу вечер пятницы. Это была крайне напряженная неделя и работы было  больше обычного. Сроки сдачи «горели», времени, как обычно, не хватало, а начальство – негодовало по поводу задержек. И, хотя, в воздухе уже витал свойственный пятнице привкус почти наступивших выходных, однако накопившееся за неделю должно было быть сделано непременно и потому приятные мысли умышленно отодвигались в дальние закутки сознания, как мало конструктивные и совершенно не помогающие эти самые выходные приблизить. Не смотря на то, что рабочий день заканчивался в восемнадцать часов ноль ноль минут, пятница был одним из тех дней, когда рабочий день заканчивался тогда, когда либо сделана недельная норма, либо тогда, когда уже «Да пошло оно все! Не могу больше!!». Эта пятница не была исключением. Было уже почти четверть девятого, а работы оставалось еще минимум минут на сорок, хотя ни настроения, ни сил уже почти не оставалось, но делать было надо и потому – работа продолжала кипеть.

К тому моменту, когда последние штрихи были на своем месте – на лицах тех немногих, кто все еще держался, ясно читалась смертельная усталость и острое желание кого-нибудь пырнуть ножом.

- Знаете, что я вам скажу, ребята? А не пойти бы нам отсюда? – сказал он и начал закрывать приложение за приложением на своем рабочем ноутбуке. И, как часто это происходило именно в пятницу вечером во время выключения и поспешного собирания – система начала процедуру обновления операционной системы напоминая, что «компьютер нельзя выключать ни при каких обстоятельствах», но что есть жизнь компьютера по сравнению с состоянием человека в пол девятого вечера пятницы? Правильно – тлен и потому магическая клавиша power все еще наделенная страшной силой приостановления жизни, заботливо и нежно была зажата на заветные пять секунд, после чего единственное, что оставалось – это собрать вещи, что были разбросаны в хаотическом порядке по столу и, наконец-то, закончить рабочую неделю.

Собрав и разложив все по карманам, единственное, что оставалось – сходить облегчиться. Не только потому, что дорога от работы до дома занимала около часа, а ехать, изнемогая – последнее, чего хочется не только вечером пятницы, но еще и потому, что выезжать куда-либо с полным мочевым пузырем в принципе – довольно опасно. Потому, что даже незначительное ДТП с повреждением брюшной полости способно привести к разрыву мочевого пузыря и моментальному заражению крови. А получить заражение крови от собственной мочи не менее грустно, чем захлебнуться собственной блевотой в надетом на голову мотошлеме. Просто потому, что в панике не смог расстегнуть застежку. Но, видимо, уровень переутомления достиг настолько запредельного уровня, что вместо того, чтобы спуститься со второго этажа на первый, он начал подниматься на третий. Наверное – это те вещи, которые делаешь не задумываясь, как, например, включить свет войдя в комнату или положить ключи на тумбочку перед дверью. Ты просто это делаешь. А потом забываешь. Да и не помнишь изначально. Потому, что помним мы только то (да и то – не всегда), что совершаем осмысленно, а неосознанные действия проходят на фоне, в то время, как наш мозг занят «более важными» мыслительными процессами.

Дойдя до последней двери в коридоре он вошел в маленькую комнатушку и закрыл за собой дверь. Его даже не смутило то, что обычно закрывающийся замок после первого поворота ключа, издав характерный звук, остался не замкнутым. Совершенно без задней мысли он снова повернул ключ и, услышав звук ставшего на положенное место язычка, для верности попытался открыть дверь. Дверь осталась на месте. «Неужели!», подумал он и повернулся к унитазу, расстегивая ремень. Конечно, ширинка сделана вполне разумно для того, чтобы позволить осуществить все необходимые действия, но только расстегнув и приспустив штаны, по-настоящему ощущаешь свободу и расслабление, которые так необходимы для создания положительного фона для качественного облегчения.

Хотя и было уже довольно поздно, света из окна было вполне достаточно, чтобы не нуждаться в искусственном освещении. Однако, видимо, не достаточно, чтобы были заметны некоторые несоответствия окружавшей его обстановки, а обстановка все же отличалась. И первым в глаза бросилось то, что сам унитаз был немного другим. Не то, чтобы совершенно отличался, но все же он был другим. Хотя это и не было столь уж важно в момент, когда струей можно описывать довольно верные с точки зрения геометрии фигуры.

Неожиданно управление ситуацией вышло из под контроля и управляемая, как крылатая ракета томагавк струя, резко сменив направление, зацепила ободок стульчака с (естественно) не поднятой крышкой. Критическую ситуацию своевременно удалось привести в норму и потому ущерб был нанесен умеренный, но все же, нанесен. Выругавшись в полголоса, он стал непроизвольно искать глазами бумажные полотенца для вытирания рук. И только тут он заметил, что окружавшая его обстановка довольно сильно отличалась от привычной обстановки уборной первого этажа. Хотя бы потому, что контейнера с бумажными полотенцами на стене не было, а вместо него висело довольно странное зеркало.

3

Отличием было и то, что эта комната была пусть и не на много, но все же больше. Но пугало не различие в размерах или отсутствие или наличие бумажных полотенец или зеркал. Пугало то, что в уборной было две двери. Одна – та, через которую он вошел, вела в коридор. А вторая – была открыта. Как он этого не заметил с самого начала, было не понятно, но факт оставался фактом – все это время он облегчался стоя спиной к открытой двери, ведущей в смежную комнату, в которой к тому же послышались шаги и зажегся свет.

В этот момент перед его глазами, как наяву, проплыла картина входящего в туалет хозяина, его самого со спущенными штанами и испачканным стульчаком хозяйского унитаза. Усталость и переутомление пятничного вечера, как ни странно, куда-то резко исчезли, заменившись на стыд и легкую панику. «Не самый лучший способ знакомства с хозяевами виллы» - промелькнуло в его голове в то время, как он спешными движениями застегивал ремешок штанов одной рукой и разматывал рулон туалетной бумаги другой, не переставая при этом беззвучно материться.

Но, на его счастье, в дверном проеме никто появляться не спешил и он таки успел вытереть все свои следы. Теперь оставалось лишь одно – каким-то незаметным образом спустить воду, ибо оставить не спущенной воду после пользования туалетом было пусть и не так фатально, как «задетый» стульчак, но все же не менее постыдно. Собравшись с духом, взвесив все «за» и «против» и придя к выводу, что быть застуканным в хозяйском туалете все же меньшее зло, по сравнению с постыдным бегством из хозяйского туалета с не спущенной водой, он надавил на ручку спуска. Вслед за этим послышался шум сливающейся воды, который в сложившейся вечерней тишине показался настолько оглушающим, что взрыв водородной бомбы показался бы детской хлопушкой. Все еще продолжая держаться за ручку спуска, он аккуратно повернул голову налево и стал смотреть в открытый дверной проем, ожидая, что вот-вот появиться толстая, лысая мужская фигура в семейных трусах и волосатой грудью с двустволкой наперевес. Шли секунды, которые казались вечностью, но в двери никто не появлялся. Вода уже перестала сливаться и звук спуска заменился звуком набирающейся в бочек воды. В этот момент дверь (а это была не стандартная открывающаяся внутрь или наружу дверь, а съезжающая в бок панель) стала медленно закрываться. «Эхм… Ну так даже лучше» - подумал он, но дверь так и не дойдя до конца, остановилась. Он снова замер. «Не говори гоп…» мелькнуло у него в голове.

Из-за двери донеслись звуки ничем не предвещавшие опасности и он немного расслабился. Постояв еще немного для верности, он решил подойти к двери и чуть заглянуть внутрь – ведь не просто же так дверь не закрыли полностью (тот самый момент, когда в ужастиках зритель говорит: «да ни за что на свете!»).

Стараясь не издавать лишнего шума, он заглянул внутрь смежной комнаты. Вопреки ожиданиям там оказалась не спальня, как можно было подумать, а небольшая кухня. По тому небольшому участку пространства, что открывался через оставленную щель, было видно, как по кухне двигается чья-то тень. Отметив про себя, что между этой тенью и предполагаемой тенью толстого лысого мужика в семейниках общего мало, он заинтересовался еще больше. Тень двигалась довольно уверенно, быстро и вполне спокойно. И, хотя отбрасывавшего ее хозяина видно не было, сомнений не возникало – это должна была быть девушка. Или какой-нибудь малолетка, но мысли о девушки были приятнее.

4

Приблизившись к дверному проему так, что его голова уже почти просовывалась в него, он чуть было не отскочил назад от неожиданности, когда прямо перед ним появилась чья-то спина. Это была среднего роста и стройного, даже где-то чуть худощавого телосложения девушка в спортивном топике и таких же спортивных капри, которые выгодно подчеркивали четко очерченные упругие формы и стройную талию. В том, что ее формы были именно упругими, а не просто стройными или хорошо поставленными, сомнения не возникало. По всему было видно, что хозяйка следила за своим телом. Но не тот маниакальный психоз, когда женское тело превращается в уродливое подобие переевшего стероидов бодибилдера, а самое что ни на есть нормальное, но подкаченное женское тело. Ее волосы были завязаны на манер конского хвоста, но не на уровне шеи, а выше - почти на темечке. Это придавало ей еще больше стройности, оголяя аккуратную и ухоженную шею со столь же красивыми ушами.

Он так увлекся созерцанием ее сзади, что почти не заметил, как она резко повернулась и посмотрела прямо на него. Так они и застыли, он - удивленно смотря на нее и она – с только что очищенной морковкой в одной руке и пучком салата в другой.

Посмотрев на него несколько секунд, она улыбнулась.

- С облегчением, - нарушила она образовавшуюся паузу.

- Спасибо… то есть… мне очень жаль… я хотел сказать, что по ошибке воспользовался вашим туалетом… - только и смог ответить он.

- По ошибке зашел на третий этаж, вместо первого? – продолжая улыбаться спросила она, чуть приподняв одну бровь. Теперь, когда он видел ее лицо – он мог бы сказать, что она была вовсе не девочкой, как показалось с самого начала. Обладая отлично поставленным телом, лицо все же выдавало ее примерный возраст. Хотя ошибиться было вполне реально, но все же он предположил, что ей было примерно около тридцати, тридцати пяти. «А сзади больше двадцати не дашь…» подумал он.

- Наверное, я слишком устал, чтобы различать этажи, - улыбнувшись в ответ, произнес он.

- Тяжелая неделя? – снова повернувшись к доске для нарезки овощей, спросила она.

- Да уж… если этажи путаю, то видимо порядочно… - ответил он и посмотрел на ее ноги. На них были одеты симпатичные салатовые беговые кроссовки, а на руке были довольно забавные в тон обуви электронные часы. – Любите бегать?

- Да, люблю вечерком пробежаться по стене. Хотя там всего четыре километра и двести двадцать три метра, по крайней мере мой тутор говорит именно так. Однако будучи одним сплошным кругом – это можно сделать несколько раз подряд без необходимости «возвращаться»*. Ненавижу возвращаться, - усмехнувшись, сказала она и стала нарезать морковку.

- А тутор, стало быть, это вот это штуковина на вашем запястье, - указав на ее руку, сказал он. - Я так и подумал, уж больно цвет кислотный.

- Не нравиться? – чуть повернувшись к нему, через плечо спросила она.

- Я имел ввиду, что они слишком… спортивные, что ли, чтобы быть просто обычными электронными часами, - чуть смутившись, ответил он. И, хотя ощущалось, что хозяйка чувствовала себя вполне в своей тарелке и нисколько не смущалась его присутствия, все же ему понравилось то, что с самого начала их беседы у него ни разу не возникло ощущения, что к нему относятся с презрением или неуважением. Наоборот – в ее поведении и словах ощущалась легкость и простота. К тому же, вопреки расхожему мнению о блондинках, было видно, что мозгами она не обделена. – А что вы готовите?

- Давай на «ты», ок? – улыбнувшись, сказала она.

- Ок, а что ты готовишь? – еще чуть расслабившись и уже почти придя в себя, спросил он.

- Хочешь попробовать? – рассмеявшись, спросила она.

- В смысле.. прямо сейчас? – снова немного смутившись, переспросил он.

- Когда будет готово, - повернувшись полностью, ответила она.

- Эхм… а вы.. то есть ты живешь одна? Я имел в виду, ты приглашаешь меня на ужин? – спросил он.

- Ну, вообще-то, это сложно назвать ужином, скорее легкий ланч… вечером. Просто зная себя, возвращаясь с тренировки я первым делом готовлю перекусить, а только потом иду в душ. Потому что если я вначале пойду в душ, то потом уже точно готовить не буду ни за какие деньги, мне будет слишком лень, - рассмеявшись, сказала она.

- Довольно странно слышать о лени от того, кто нарезает по несколько кругов по стене посреди вечера, - сказал он, улыбнувшись в ответ.

- Вот так вот странно уживаются во мне лень и усердие, - сказала она. – Так что насчет ужина?

- Это довольно неожиданно, но звучит заманчиво, - сказал он. – Позволишь? – спросил он и чуть ступил на порог кухни.

- Конечно, проходи, - ответила она и указала на стоявший у стола один из стульев. – А готовлю я просто овощной салат с помидорами, салатом, морковью и тунцом. Легко и питательно – в самый раз после пробежки.

- Не хочу показаться грубым, но боюсь, что я не наемся одним салатом в вечер пятницы, - усмехнувшись, сказал он.

- Я могу сварить тебе яйцо. К тому же, думаю, если порыться в погребе, то можно найти какую-нибудь бутылочку красного вина, - сказала она.

- Звучит аппетитно. Особенно по части сваренного яйца, - рассмеявшись, сказал он. – Я помою руки, а то так и не успел…

- Да, конечно, - снова улыбнувшись, ответила она. К этому моменту салат был уже готов. – Посиди пару минут, я схожу в душ, - она поставила на газ небольшую кастрюльку с яйцом. – Не забудь выключить через десять минут.

- Ага, «пару минут», - бросив быстрый взгляд на тарелку готового салата, от которого так приятно пахло тунцом, сказал он.

- Я быстро, - бросив на него быстрый взгляд, сказала она и вышла из кухни.

«Дома все равно готовить надо, а идти куда-то мне сейчас слишком в лом», - подумал он и откинулся на стуле.

5

Через пятнадцать минут она вошла с бутылкой красного вина в руке. На ней был одет белый махровый халат, на который спадали еще влажные волосы. Выглядела она чуть более устало.

- Бери салат и пошли в столовую, - сказала она и взяв столовые приборы в одну руку и два бокала для красного вина в другую, пошла в соседнюю комнату. Ему не оставалось ничего, как взять миску салата и последовать за ней.

- А тебя не смущает тот факт, что мы видим друг друга впервые? – спросил он, проходя в довольно большую комнату, выполнявшую роль столовой. Обстановка была качественной с некоторой долей роскоши, но все же в рамках разумного. Выдержано все было в присущем данному региону тосканском стиле. – У тебя тут неплохо.

- Смущает? – открывая бутылку, спросила она. - Ты мне показался интересным, а планов на вечер у меня все равно не было, так почему бы не провести его в компании интересного человека?

- Довольно рискованно, не находишь? – спросил он, смотря, как красная жидкость наполняет бокал.

- Возможно, но согласись, в этом есть определенная изюминка. К тому же в разных частях дома у меня припрятаны различные виды оружия, начиная от кинжалов и заканчивая восьми зарядным полуавтоматическим дробовиком, - сверкнув глазами, хищно улыбнулась она. – В конце концов – я же у себя дома, что мне может угрожать?

- Сложно возразить, - ответил он и подумал про себя, что возможно, так легко соглашаться на ужин дома у незнакомого человека, пожалуй, не так уж и разумно, как это могло показаться на первый взгляд. – Я надеюсь, у тебя в планах нету заготовки меня в качестве очередного наполнителя для твоего следующего салата?

- Расслабься, я не буду тебя расчленять, если ты сам этого не захочешь. За встречу, - снова улыбнувшись и отпив небольшой глоток, сказала она.

- Обнадеживает, - отпивая из своего бокала, ответил он. – Извини за нескромный вопрос, но у тебя кто-то есть? Ну, просто на тот случай, если таких вооруженных вас несколько, а я «просто оказался не в том месте в не то время»?

- Нет,  у меня никого нету, как бы это ни звучало, - рассматривая горевшую лампу через бокал вина, сказала она. – Вообще, знаешь, я, наверное, не согласна с тем, что принято считать нормой.

- С чем именно? – посмотрев на нее, спросил он.

- С тем, что касается долгих отношений, стабильности, уверенности и так далее, - продолжала она. – Конечно, возможно я ошибаюсь (хотя и не люблю ошибаться), и я просто еще чего-то не поняла, но вот почему-то с каждым прожитым днем я не ощущаю острой необходимости в том, кто бы «грел меня изнутри». Даже не потому, что через определенное непродолжительное время все так или иначе сводиться к рутине. И даже не потому, что порхающие бабочки перестают порхать. Конечно не сразу, нет, ты поначалу не замечаешь этого, но они постепенно умирают и опадают на дно, превращаясь в гумус ссор и «притираний», на котором, если удастся, ты будешь строить свои долгосрочные отношения. Порхающие бабочки наших желаний и фантазий превращаются в своего рода нефть, которая будет служить горючим, для сжигания в вашем общем тепловозе. Поначалу ты думаешь, что так и надо, что это и есть – естественный процесс, ты хочешь узнавать человека все больше и больше. «Понимать» его лучше, залезть к нему в душу, чтобы добраться до сердца и вот тогда уж точно ничего не будет мешать вашей чистой и светлой любви. Но знаешь, что самое веселое? А самое веселое то, что любовь самая светлая и чистая как раз таки в самом начале, когда ты совершенно не знаешь человека. Тогда, когда еще все бабочки целы и порхают не только внутри тебя, но и снаружи. Когда ты идешь по улице, а вокруг тебя все сверкает красками и поют диковинные птицы. Когда твой запас прочности только-только восстановился и ты готова снова рискнуть. Готова кинуться с головой в эти глубокие и неизведанные воды в надежде, что этот раз будет другим.

Ты пускаешь человека в себя, постепенно забираясь в него. Но ты многое уже поняла и потому не пытаешься его изменить или подстроить под себя, как ты это делала в самом начале, когда была еще слишком юна, чтобы понимать, что человека изменить нельзя до тех пор, пока он не захочет измениться сам. Но теперь ты это понимаешь и потому – принимаешь его таким, какой он есть. Точнее, каким он кажется. Таким, каким он себя нам показывает, а к этому возрасту люди научились играть. Нам ничего не составляет быть кем-то другим. На время, постоянно, не важно. Но весело даже не то, что ты уже уверена в том, что то, что ты видишь – и есть то, что есть на самом деле. Потому, что «на самом деле» уже не существует. Потому, что после определенного возраста люди уже не знают, кто они есть на самом деле. Потому, что внутри одного человека становиться так много личностей, что сам человек уже забывает, которая из них – настоящая.

Любить можно разных людей. Люди уникальны. А вот что забавно, так это то, что с каждым другим человеком ты будешь другой. Потому, что уже нету тебя «настоящей», есть ты в данный конкретный момент, в данной конкретной ситуации. Меняется ситуация, меняешься и ты. Меняется человек – меняешься и ты.

Но тебе говорят, что счастье в постоянстве. Что для того люди и строят долгие и прочные отношения, чтобы найти себя настоящего и быть им. Не думать, не напрягаться, а просто «быть собою» с тем, кто тебя поймет и примет, чтобы не случилось. Но действительно ли это – ты? Или, может, это будет лишь кристаллизировавшаяся версия тебя, подходящая для общения и сосуществования с данным конкретным человеком? Версия, наименее конфликтная, позволяющая добиваться компромисса с наименьшими потерями? Что, если вся эта «стабильность» и уверенность – ничто иное, как застой нашей собственной личности? Ты увидела маяк в темноте и путем проб и ошибок проложила к нему путь. Где-то колышками, где-то протянула веревку, а где-то – хлебными крошками. И теперь ты ходишь к этому маяку зная, что вот тут – опасные камни, вот тут – обрыв, а вот тут – уютный лужок.

Со временем ты ходишь по ней все увереннее и спокойнее, потому, что уже наизусть знаешь ее каждый изгиб.

Но это ведь один маяк из миллиона. И тропинка к нему ведущая – лишь одна из тысяч, потому, что к этому же маяку другой человек придет совершенно другой дорогой. И возможно – гораздо более прямой и быстрой. И пока ты плетешь веревочки для того, чтобы по дороге в следующий раз не сорваться с этого обрыва, кто-то уже сидит у подножия маяка, раскладывая душистые булочки на скатерти для пикника.

Уверенность? Стабильность? Для чего они нужны? Чтобы в те редкие моменты, когда нам плохо и жизнь тяжела – тот единственный подставил свое такое родное плечо? Потому, что вместе мы все победим и любое море нам по колено? Но ведь с возрастом, сразу после осознания того факта, что человека менять под себя бессмысленно, ты понимаешь и то, что любая проблема решается быстрее и проще, когда никто тебе в этом не мешает. Потому, что твои проблемы решить можем только ты сам. Потому, что только в этом случае – это будет действительным решением проблемы, а не откладыванием ее до следующего раза. Не говоря уже о том, что решенная кем-то за тебя проблема добавляет очередную порцию гумуса в и без того непролазное болото хитросплетений твоих отношений. Потому, что маневрировать гораздо легче в одноместном каноэ, чем на сбитом из подручного материала общем плоту. Потому, что гораздо больше времени уходит на объяснение не только сути проблемы, но и причин ее появления, твоего личного отношения к проблеме и к ее причинам с последующими высокоморальными выводами по последующему предотвращению возможности повторения проблем данного типа. И в то время, как будучи предоставленной самой себе ты бы уже давно не только ее решила, но и успела бы забыть об этой проблеме – ты продолжаешь перетирать все ее детали со своим «надежным плечом»…

И в этот момент ты понимаешь, что для решения собственных проблем тебе не нужен никто. Уже не столько потому, что все равно не поможет, сколько потому, что тебе это обойдется дороже.

Что у нас остается? Уверенность в завтрашнем дне? Ну да, когда тебе двадцать и тебя бросает такой же юный молодой человек, тебе хочется, наконец, побыть собою, но годам к тридцати свободы становиться столько, что понимаешь, что свобода есть ничто иное, как банальная никому-не-нужность, а перспектива так и остаться одинокой и никому не нужной выжигает изнутри. И ты готова идти на компромиссы и уступки ради той самой «уверенности в том, что ты хоть кому-то нужна». Синица в руке. Но к тем же тридцати, как ты уже выяснила, ты приходишь к выводу, что собственная внутренняя территория становиться довольно обширной и туда уже дороги нет ни надежному плечу, ни другу, которых к этому моменту почти не осталось. Туда еще можно пустить персонального психолога, но это опять таки скорее способ разобраться в себе за свои же деньги, чем способ налаживания отношений с другим человеком. А значит… Что есть «стабильность». Понятие стабильности, как и все другие понятия, меняется с возрастом в зависимости от роста понятийного аппарата. В шестнадцать «стабильность» – это работа и собственный заработок. В восемнадцать – это прочные отношения. В двадцать пять – это независимость от всех и вся. В тридцать – это семья. В тридцать пять – это собственное душевное равновесие.

Бабочки в животе способны сделать нас счастливыми на время. Окрасить все в розовые цвета и дать нам возможность не замечать оставшиеся на другой половине спектра краски и оттенки. И что забавно – это как раз то время, когда ни о какой стабильности речи не идет. Хочется наслаждаться каждой секундой и не думать не только о стабильности, но и вообще – ни о чем. И становиться так легко, волнительно и спокойно одновременно. Время, когда в животе порхают бабочки. Бабочки, которые отражают наши собственные мечты и желания. Бабочки, которые, как нам казалось, давно превратились в нефть для сжигания в топке давно переставшего быть твоим тепловоза. Бабочки, которые, как ни в чем ни бывало, вспархивают и снова начинают кружить вокруг тебя в тот самый момент, когда рядом появляется человек, частью которого, по их мнению, они являются… - сказала она и разлила по бокалам остатки вина.

- Неожиданно, - чуть помедлив, ответил он. – И что, в таком случае остается?

- Не знаю, - ответила она, улыбнувшись.

Он посмотрел в ее глаза.  Они ему нравились. Чистый, проницательный взгляд красивых зеленых глаз. Она смотрела на него, держа бокал одной рукой, второй обнимала согнутую в колене и прижатую к груди правую ногу. Вопреки уверенности в голосе и взгляде ее поза вызывала нежность и желание прикоснуться и погладить. Провести рукой по ее плечу. Прикоснуться губами к ее шее и дотронуться носом до ямочки под ухом.

Видимо она что-то заметила в его взгляде, потому что ее собственный чуть изменился. Он поставил бокал на стол и чуть подавшись вперед, замер. Теперь ее глаза были совсем близко. Он медленно протянул левую руку и провел внешней стороной пальцев по ее щеке. Ее кожа была шелковистой и приятной. Она продолжала смотреть ему в глаза, чуть приоткрыв рот. Ее губы горели от вина и манили. Он завел руку под ее волосы и, обхватив ее шею сзади, чуть притянул к себе. Приблизившись еще чуть ближе, он коснулся ее губ. Она ответила ему поцелуем, чуть куснув его верхнюю губу. Она встала и, обойдя угол стола, села к нему на колени, обняв шею и голову обеими руками, продолжая целовать.

Примечания:

*В некоторых странах первым принято считать второй этаж, в то время, как первый называется Уровень Земли (Piano Terra, Ground Floor)

**Речь идет о городской стене, по верху которой проходит пешеходная дорожка, используемая для пробежек и вело тренировок.