Озеро

- О чем думаешь? – лежа на спине и всматриваясь в листву спросил он.

- Не знаю… - так, о фигне всякой, - крутя кусочек коры пробкового дерева задумчиво ответила она...

- Какой на этот раз? – поворачивая к ней лицо снова спросил он. Ему хотелось развеять грустную обстановку. В конце концов вокруг было тепло и уютно. Именно так хотелось ощущать и себя. А поскольку долгое молчание так или иначе уносило его в далекие уголки паутины собственных мыслей многие из которых скорее подпадали под определение не сильно веселых, а это в свою очередь входило в контраст с окружавшей их обстановкой, то единственной возможностью не утонуть в море собственных мыслей было перебить их разговором.

- Думала о том, как все-таки странно. Казалось бы – все понятно и просто. Ты живешь изо дня в день наблюдая по большому счету все то же, что наблюдал день назад, неделю или месяц. Все то, что наблюдали бы другие на твоем месте или все то, что наблюдал бы ты сотню лет назад или сотней лет позже, - нахмурив лоб всматриваясь в трещинки кусочка коры начала она.

- Не совсем понимаю о чем ты, - скорее для поддержания беседы, нежели с целью уточнения спросил он. Ему нравилось ее слушать, хотя говорить он любил не меньше. А может и больше. Но одно было ясно – в разговоре между ними было что-то. Он до конца не понимал суть происходившего да и не особо стремился понять, но в том, что общаясь друг с другом они как будто получали доступ к скрытому источнику, который наполнял их такой же скрытой энергией, он знал наверняка. Поэтому дело было не только (и не столько) в удовольствии от общения (а оно, несомненно, было), но и в том, что происходило с ними обоими непосредственно в процессе.

- О том, что наше представление о вещах имеет много переменных в том числе временную, но в то же время все то, что мы переживаем и чувствуем уже было миллионы раз испытано и пережито за долго до нас и будет испытано после. Мы не придумываем ничего нового, - закрыв глаза сказала она. Теперь она была похожа на напряженно думающего мудреца. Складочки на ее лбу стали еще чуть точнее, а губы превратились в слегка приоткрытую, окованную железом дубовую дверь – такие же твердые и непреклонные, но внушающие доверие, - Наверное все дело в том, что вещи сами по себе остаются теми же, но меняются обстоятельства, в которых мы с ними сталкиваемся. Возможно, новизна конкретной ситуации делает одни вещи важнее других и потому меняются приоритеты, а именно – то значение, которое мы придаем конкретным вещам в данный момент.

- Запутанно, но просто до безобразия, - ему нравилось ее слушать. А еще ему нравилось наблюдать за ней, когда она углублялась в свои мысли. Возникало ощущение, что она погружалась в глубокое озеро и плавала там среди всего этого. Тут наверное и было одно существенное различие между ними, которое придавало дополнительный интерес их связи. Если у него внутренний мир и соответственно мысли были расположены в хронологическом порядке и весь мыслительный процесс представлял собою паутину с миллионами ответвлений, но все таки имеющую определенную систематизированную структуру, то озеро, которое было в голове у нее не имело абсолютно никакого намека на систему. Оно скорее походило на вполне милое и спокойное лесное озеро вроде того, возле которого они проходили пару часов назад. У этого озера были хорошо видимые берега и вполне легко поддающийся восприятию размер. У него была остужающая чистая вода с симпатичными кувшинками у берегов. Но чего не было видно снаружи, так это его истинной глубины. И у него не было жесткой структуры. Нет, конечно же в нем были отдельные экосистемы и вполне оформленные. Например четко выделялись мелководье и прибрежные зоны с населявшими их мальками, лягушками и прочей мелкой живностью. На этих "территориях" все было просто и понятно - словно дно на мелководье, у которого небольшое количество воды сверху играет скорее роль увеличительного стекла, нежели скрывает его. Были средние глубины – на которых обитали представители фауны побольше размером и с вполне не маленькими зубами. Тут было уже не все столь же четко и ясно, как на мелководье. А было  и места, где о наличии дна можно было лишь догадываться. Это такие места, в которых вполне можно спрятать кита и с поверхности его в общем-то видно не было ни разу. Но особенность ее была не в том, что в ней были не поддающиеся измерению глубины с не менее не поддающимися описанию населявшими их представителями флоры и фауны, а в том, что границы их зон обитания были столь же условны, сколь и граница между днем и ночью. То есть этим самым зубастым китам ничего не стоило поплескаться у самой поверхности или понежится на бережку приводя в ужас всех «нормальных» представителей данной территории. Или превратить все это спокойное озеро в один сплошной хаос похлеще тихоокеанского шторма. А еще она сама не знала, что на самом деле обитало в ней. То есть конечно же имела представление, но до полноценного осознания была не многим ближе, нежели чем он. А может где-то и дальше, потому что порой некоторые вещи в воде лучше различимы с ее поверхности, нежели находясь в ней непосредственно.

В этот момент она повернулась и он заметил, что уже некоторое время она молчала, а теперь пристально смотрела на него.

- Ты меня не слушаешь, - рассматривая его глаза произнесла она. Из многих вещей, которые ей нравились в нем самыми первыми в списке, пожалуй, стали бы его глаза. В его глазах она видела многое. Они помогали ей лучше понимать. А еще в них было что-то, что ее успокаивало и будоражило одновременно. Успокаивало, наверное, то, что в них она видела скрытую силу и уверенность, которой часто не хватало ей самой. Но не ту самонадеянную и глупую, как однажды в детстве, когда можешь не задумываясь прыгнуть с разбегу в воду совершенно не имея представления о том, что там под поверхностью (то, что она, если задуматься, делала и по сей день). А ту, которая говорит тебе «все будет хорошо, главное – не сдаваться». А сдаваться ей хотелось часто. Она была импульсивна и скоропалительна, решала на лету и делала не задумываясь. Но внутри она понимала, что поступает так скорее от неуверенности и сомнений, которых у нее было слишком много. Иногда было значительно проще принять решение уделив раздумьям лишь мгновение, нежели вдаваться в размышления и холодные подсчеты (то, что у него как раз получалось легко и не вводило в характерный ей ступор и нагнетание сомнений). Потому что помедли она хотя бы секунду – она уже будет ни в чем не уверена. Она будет сомневаться во всем. Даже в самом казалось бы беспроигрышном варианте решения. И потому она не задумывалась – она просто делала. «Бежать, бежать не останавливаясь и не в коем случае не оборачиваться. Если обернусь – я умру» - эта прочитанная где-то фраза четко отпечаталась в памяти. Наверное и потому, что довольно точно отражала суть ее собственного подхода. И поэтому ей был нужен он. Он, его голос и его глаза. Ну и еще много чего, но если выбрать три главных…

Вторым эффектом, который производил его взгляд на нее был седативный. Он ее успокаивал. Она могла смотреть в его глаза часами. «Есть вещи, на которые можно смотреть вечно – это текущая вода, горящий огонь и его глаза», - подумав это она улыбнулась своим мыслям, потому что в его интерпретации эта же пословица звучала бы чуть иначе – «Есть вещи, на которые можно смотреть вечно – текущая вода, горящий огонь и сиськи».

Он мог ее рассмешить. Даже тогда, когда ей было очень тоскливо и грустно он находил способ вызвать улыбку на ее лице и внутри. И ей становилось теплее.

- Я весь внимание, просто я тебя не перебиваю. Ты последнее время слишком много думаешь и слишком мало говоришь. Не потому, что я не догадываюсь, что творится у тебя в голове, но просто если ты будешь хотя бы проговаривать все это, то возможно тебе самой будет чуть легче, - примирительно улыбнувшись ответил он.

- То есть мне думать вредно? – с легким вызовом спросила она продолжая смотреть в его глаза. Сейчас они были яркими и дружелюбными. Ей нравился этот взгляд. Он помогал навести некоторую ясность в ее собственной голове. Смотря в его глаза ее собственные мысли приходили в порядок и начинали идти стройным хороводом, как уточки к пруду. Медленно и организованно, так, как ее мысли  бы никогда делать не стали по собственной воле.

А иногда его взгляд ее пугал. В какой-то момент он становился холодным и из тепло-серого превращался в хрустально ледяной. В такие моменты она его боялась. Но не потому, что он мог причинить ей боль (а он наверное мог, но пробовать ей не хотелось), а потому, что почему-то ее собственные внутренние звери начинали становиться похожи на хорошо выдрессированных зверюшек. Хотя происходило это не сразу. Ее демоны были страшны и опасны, но не ему. Он не боялся их, хотя, несомненно, они вполне могли бы перекусить его пополам. Он просто знал, что он их сильнее. И самое забавное, что они тоже это чувствовали. Они могли прыгать и бегать, злобно рычать на него и показывать свою мощь испепеляя все вокруг в то время, как он просто тихо наблюдал. Наблюдал не проявляя ровным счетом никаких эмоций. Тихо, спокойно и только его серые глаза внимательно наблюдали за происходящим. А потом, в один прекрасный момент он просто брал и останавливал все это. То есть он даже ничего не делал, просто все вдруг одновременно понимали, что представление окончилось и страшные и беспощадные звери вдруг успокаивались и тихо присаживались вокруг него внимательно наблюдая.. за своим мастером. Те, что мягче и пушистее (менее гордые)  ласково терлись о его ноги или падали к верху брюхом мурлыча и требуя почесать им животики. Те, что позлее -  сворачивались клубком и мирно замолкали, в тайне все же надеясь, что он подойдет и потреплет по загривку. В такие моменты ей становилось хорошо и спокойно. Потому, что он ее понимал. Потому, что он умел управлять теми частями ее, которыми управлять не могла даже она сама.

- Иногда думать вредно в принципе. Но в твоем случае – думать вредно довольно часто! – хлопнув ее по бедру засмеялся он. – Хотя если честно, то мне нравится, когда ты думаешь. Это мило. Наблюдать за твоими действиями уже сравни высококлассному аттракциону, ибо никогда не знаешь, что будет дальше и что ты выкинешь в следующий момент, но все-таки разбираться в твоих мыслях не сравнится ни с чем! – схватив ее за то самое любимое им место и подтянув слегка к себе сказал он.

- Еще назови меня ТП! – еще больше надувая губки и складывая руки на груди проговорила она.

- Конечно же ты не ТП, хотя вполне ею можешь быть. Ты просто неорганизована и мысли у тебя часто обгоняют одна другую. Т.е по отдельности они нормальные такие и вполне умные мысли. Просто когда они собираются вместе - они больше похожи на столь любимое тобою шоколадное суфле! – издеваясь сказал он. Ему нравились ее ушки. В этих изгибах было что-то эротичное, что-то возбуждающее. Хотя зная себя, он то же самое мог бы сказать почти обо всем. Например о пальцах ее ног. Особенно мизинчиках. «Такие няшные! Хотя казалось бы – две маленькие пимпочки, а такие аняняня!»

Было приятно думать, что совершенно обычные вещи, такие как ее волосы могли влиять на его состояние. Поднимать настроение и прерывать течение не самых веселых мыслей. Или та же грудь. Почему, почему стоило только ей произнести «эти две малышки скучают, поможешь им снова почувствовать себя счастливыми?» сжимая при этом между двумя пальцами один из сосков, как он начинал ощущать разливающееся по телу удовольствие. Причем это не обязательно было возбуждение или желание. Ему просто остановилось хорошо. И тут он задавался вопросом: «Неужели для счастья так мало надо? – покажи тебе сиськи и ты уже почти и не злой как бы. Вроде бы и понимаешь, что это банально и предсказуемо и что это уже было миллионы раз, но как и на огонь – на сиськи можно смотреть вечно и каждый раз будет, как в первый. Приятно и стыдно одновременно. Приятно потому, что точно знаешь, что понравится. Стыдно, потому что предсказуемо, как гладиолус». - Ну что, может, пойдем?

- Да, пожалуй пора, - сказала она и стала аккуратно складывать в рюкзак лежавшие радом с ними вещи.